/Диалог/Тени остаются на стенке

Тени остаются на стенке

16 ноября 2024 19:33

Хлебников Михаил Владимирович. Родился в 1974 г. Критик, литературовед,кандидат философских наук. Автор ряда книг, среди которых «Союз и Довлатов. Подробно и приблизительно», «Довлатов и третья волна. Приливы и отмели», а также сборники литературно-критических статей «Большая чи(с)тка» и «Строгий отчет». Публиковался в газетах «Культура», «Литературная газета», в журналах «Сибирские огни», «Новый мир», «Вопросы литературы», «Наш современник», «Урал» и др. Живет в Новосибирске.

Давайте не будем искать относительные достоинства в безусловно неудачных текстах ради «абстрактного гуманизма».

Английский философ и логик Оккам в своё время предложил принцип: «Не следует умножать сущности без их необходимости». С помощью этого приёма мы экономим время при рассмотрении широкого круга проблем, волнующих многие пытливые умы: от способов размножения рептилоидов до вопроса о местожительстве Виктора Олеговича Пелевина. Думаю, у многих возникает чувство, что эти тайны как-то между собой связаны. К числу таких интригующих загадок прибавилась ещё одна: вопрос о поколении тридцатилетних писателей.

Главная проблема условно тридцатилетних писателей заключается в том, что они не сформировали на сегодня какого-то внятного явления со зримыми поколенческими признаками. И этому есть ряд, как говорили раньше, объективных причин.

Александр Москвин отмечает: «Писатели-миллениалы стремятся прямо и откровенно высказать непроговорённое, не боясь обращаться к темам, которые могут показаться как провокационными, так и незначительными». Об этом же говорит Женя Декина: «Современные тридцатилетние теоретически подкованы, они выучились, они умеют строить композицию, создавать рабочий сюжет, они думают о том, как выглядит текст со стороны, и стараются подать историю так, чтобы зацепить и шокировать самого взыскательного читателя».

Со словами о «незначительности» я согласен полностью, о «теоретической подкованности» – частично. Заявления о «провокационности» и «шокировании взыскательного читателя» вызывают удивление. Кто из молодых авторов богатырски навалился и обрушил столпы «нравственности» и «благопристойности»? Где эти Керуаки, Берроузы, Селины, Генри Миллеры? Да и что осталось рушить после плодотворной многолетней работы В.Г. Сорокина, который всё, что можно, уже деконструировал, эпатировал скромных учителей литературы раскованным описанием «телесного низа», научил филологически чутких, воспитанных на Карамзине девушек не краснея употреблять скоромные слова.

Сегодняшнее поколение молодых авторов вступило в литературу в тот момент, когда она постепенно сползала в область неопасного и не особо затратного хобби. Сравните с дайвингом или парашютным спортом. Социальных бонусов у молодого писателя сегодня немного. Это так. Но и зримых опасностей нет никаких. Закономерное следствие – отсутствие энергии сопротивления. Современный молодой автор больше всего похож на наёмного «креативного рекламиста» в компании откровенно второго ряда. Сильно гореть на работе нет смысла, так как «продукт» заведомо никуда не прорвётся. Возможно, будет какой-то «свой региональный покупатель», но не более того. В то же время совсем отлынивать от работы нельзя, так как есть надежда, что тебя заметят большие люди из «высшей лиги». Поэтому не спеша составляется «портфолио» для грядущего судьбоносного собеседования. В качестве топ-компаний сегодня выступают киностудии и жюри больших литературных премий. Всё больше «литературных текстов» пишется с прицелом на возможную экранизацию. Получение литературной премии тоже неплохой вариант, хотя и котируется сегодня несколько ниже по сравнению с гипотетической сериализацией, о чём я ещё скажу. Книги пишутся, точнее, составляются под запросы конкретного жюри – «либерального», «патриотического», «эстетского». Реакция читателя как такового сегодня мало кого интересует, что наносит серьёзный, если не сказать фатальный, удар по традиционному бытованию русской литературы.

За подобным читается недоверие к книге как таковой. Современный молодой писатель внутренне не верит в литературу, не ощущает её веса и значения в своей жизни и для своей жизни. Слова Довлатова о том, что главная трагедия его жизни – гибель Анны Карениной, воспринимаются сегодня как кокетство или даже глупость. Литература встраивается в ряд занятий, от которых можно в любой момент отказаться, найдя иную сферу применения своих неочевидных талантов. Среди молодых авторов очень мало тех, кто связывает свою жизнь с писательством как призванием. Есть понимание, что вложения попросту не отбиваются.

Есть ощущение, что тридцатилетних писателей изрядно переоценивают, выдавая пусть и небольшие, но всё же авансы и премиальные. Обидно, что происходит это и в случаях, когда у автора получается написать одну удачную книгу, и в случаях, когда сразу и явно это не получается. Примеры тому Евгения Некрасова и Ислам Ханипаев.

Некрасовой в конце десятых удалось по-настоящему выстрелить: «Калечина-малечина» получилась сильной и энергичной. Это драма, в которой легко узнает себя любой, кто был книжным ребёнком. Читатели и критика оценили достойный дебют. Но в следующих произведениях произошёл откат. Потому что герои безлики и размыты, как вечерние тени на стене. Автор с гордостью показывает, что это не просто какая-то абстрактная стена, а несущая конструкция потрёпанной хрущёвки, демонстрируя тем самым глубинное «знание жизни». Замечу, что критическое сообщество как бы замялось, не желая нарушать праздник «открытия таланта», который хотелось продолжить, сохранить для настроения. Новые книги Некрасовой осторожно, с оговорками продолжают «рекомендовать». Полезно ли это для автора?

Напомню подзабытый, хотя и хрестоматийный пример. Белинский влюбился в дебютную повесть Достоевского «Бедные люди». С молодым модным писателем буквально носились, провозглашая его надеждой русской литературы. После «Двойника» и «Хозяйки» неистовый Виссарион разочаровался в молодом гении и подобно известному гоголевскому персонажу высказал намерение его «и порешить». Фёдор Михайлович выжил. Наравне с каторгой крушение блестяще начатой литературной карьеры стало для него исходной точкой мучительного духовного и писательского восхождения. Но если бы публика и критика середины позапрошлого века продолжали – пусть и без былого азарта – «похваливать» перспективного тридцатилетнего автора, то читали бы мы сегодня «Бесов» и «Братьев Карамазовых»? Сразу оговорюсь, я не предлагаю молодые дарования массово ссылать на медные рудники. Но давайте не будем искать относительные достоинства в безусловно неудачных, внутренне стерильных текстах ради «абстрактного гуманизма», за которым всё чаще скрываются равнодушие и усталое понимание того, что «не за что биться». Я не настолько пессимистичен в отношении русской литературы, чтобы отказаться говорить вслух о тех случаях, когда нам предлагаются имена для потенциального восхищения, за которыми маячит унылый самодельный маркетинг.

Дебютная повесть «Типа я» Ислама Ханипаева в 2022 г. стала лауреатом премии «Ясная Поляна» (номинация «Выбор читателей»), набрала высокий балл в «Нацбесте». И вообще снискала очень хорошие рецензии за «дагестанский колорит». Но, несмотря на «колорит», в ней сильно не хватает той самой энергии и жизни, о которых я уже говорил. Ханипаев написал откровенно икеевскую книгу по внятной и доходчиво составленной пошаговой инструкции: сиротство, выдуманный друг, поиск семьи, специально для сценария заготовленные длинные «душевные» диалоги. Ну и, конечно, тот самый как бы кавказский колорит. «Как бы», потому что есть надежда, что на исходник обратит внимание HBO и снимет очередной крепкий сериал с этнической подкладкой. Ханипаев продолжает писать и выпускать книги. Нельзя сказать, что он снизил планку в силу её изначального отсутствия. Да, сейчас его вслух не называют большим талантом, но какая-то узнаваемость есть. В том и проблема, что игрушечная, пластмассовая проза рождает такую же детскую критику, работающую по принципу: «Умничка, узнал зайку на картинке». Довольны все: родители, бабушки, дедушки, директор детского сада, а главное – юный талант.

Признание рождает желание похулиганить, «показать себя», примеров чему множество. Анна Чухлебова стремилась зацепить читателя не детской драмой, не национальным колоритом, а «циничным бесстыдством».