***
Скажешь «Бог», а слышится «отбой».
Впрочем, детвора пинает мяч
в этот миг, когда над головой
смерть летит, и как её ни прячь,
глубже ни заталкивай в смартфон,
выползает и стоит в глазах.
Страх обыден, если только он
не воспринимается как страх:
ласточки – откуда ни возьмись –
небо быстро переводит дух.
Дворник под окном молчит за жизнь,
глядя на летящий сверху пух.
***
Дым плывёт и тянет жилы из
города и вьёт из них верёвки.
Исполняй, судьба, – любой каприз –
пусть и без таланта и сноровки,
сдюжим по-любому, вот те крест,
здесь отмена – не отмена – вызов,
потому что нет в России мест,
где Господь не смотрит в тепловизор.
Диктатура жадного зрачка.
Дым плывёт из отсыревшей рощи.
Если смерть приходит с кондачка,
значит ли, что жизнь намного проще?
***
Не обессудь. Сознайся и смирись.
Короткий воздух. Тишина кривая.
Тяжёлый снег, как непромытый рис,
лежит под серым лесом и не тает.
Ты что-то знаешь, небо над рекой.
Разводишь молча пленными руками.
И музыки не надо никакой –
и так ни на минуту не смолкает.
Про жизнь и муку что-то я просёк.
Намного чётче слух и глуше зренье.
Течёт по венам первобытный сок.
И пахнет кровью двор до одуренья.
***
Картинно крутишь у виска,
лелея жизнь свою:
не спят диванные войска,
ты тоже в их строю.
Ты тоже смотришь в потолок,
а думаешь – туда.
Ты промолчать хотя бы смог?
И думаешь, что да.
В каком-то смысле это всё
ты взял сейчас взаймы.
И тут же отдал, если со-
участники – все мы.
Окно слепое приоткрыв,
ты слышишь детский смех.
Кому он нужен, твой надрыв,
когда весна – для всех?
***
Вот-вот и лопнет небо, а пока
я всматриваюсь в белый потолок.
И нет пощады мне от потолка,
и мысли нет забиться в уголок.
Не по себе, когда звучит арта,
когда летит и оставляет след.
Но смерти не случится никогда,
всё потому, что в жизни смерти нет.
Я жизнь прожил, ругаясь и браня
весь белый свет, не думая о том,
что за меня, конкретно за меня,
хлопочут парни каждым божьим днём,
пока я изучаю потолок,
пока растёт мой сын не по годам.
Я никогда не буду одинок.
И вы не одиноки никогда.
***
Я теперь никогда не устану.
Отфильтрованный воздух вдохну:
буду ждать, но уже не застану
никакую другую страну.
Буду верить в бессмертие павших
без царя в голове при царе.
Да ещё в плодородие пашни,
если снега полно в январе.
И потом я по-прежнему буду
пить и есть, говорить и молчать,
и судьбу-одиночку, приблуду,
я признаю за крёстную мать.
Я не знаю, что будет в финале,
но шумит у подъезда шпана,
умножаются кошки в подвале
и черемухой сыплет весна.
***
История войны на обороте
невзрачной пачки чая "Краснодарский".
Реклама тоже в некотором роде –
история. Райончик пролетарский
посёлка полугородского типа,
где тычут мне в лицо, но чаще – в спину.
Сейчас сирень цветёт. В июне – липа.
Всё органично. Тихо. Чин по чину.
Но кажется: весь мир – дыра сквозная,
когда ветра гуляют по площадке
и дети в шапках в середине мая
(им вообще, мне кажется, несладко
в посёлке полугородского типа).
Пойдем в "Магнит", на чай и кофе – скидки.
История страны – сирень и липа.
Парадоксального у нас всегда в избытке.
Заварим чай, на пачке прочитаем
о том, чего нигде мы не узнаем.
Добавить комментарий