* * *
Сегодня мы с тобой большие,
а завтра кончится борьба.
Нас ждёт провинция России
и скандинавская ходьба.
Нам хватит в жизни звёзд и терний.
Мы через них придём туда,
Где моцион ежевечерний
и минеральная вода.
Здоровый дух в здоровом теле
отгонит злую скуку прочь,
И мы по разные постели
уйдём не спать в глухую ночь.
Под утро что-нибудь приснится:
то неизвестная река,
То облака Аустерлица,
то над Россией облака.
На завтрак будем из бокалов
пить молоко и тишину.
Для счастья нужно очень мало –
всего лишь выиграть войну.
Всего лишь выстоять у края
и стать сильнее вопреки.
А там уже «не надо рая» –
верните домик у реки,
Где будем праздные беседы
вести в ухоженном саду,
Ну и, конечно, День Победы
два раза праздновать в году.
* * *
Удивительным образом образ войны
передал баталист Верещагин.
Ну а люди на стройке великой страны
не искали суровой сермяги.
Хоронили друзей, целовали подруг,
закрывали соления в банки.
А в июле рвались дикарями на юг:
кто в купе, кто в плацкарте,
кто в танке.
Так и едешь, бывало, по голой степи,
затыкаешь соседа за пояс:
«Потерпи, – повторяешь ему, –
потерпи,
не теплушка, а фирменный поезд
комфортабельный нам предлагает уют.
И не требуй другого комфорта,
а не то наш состав по пути развернут
и отправят на линию фронта...»
* * *
Когда в степи наступает ночь,
я вижу мир на манер Басё,
и воду в ступе готов толочь –
ну то есть в небо смотреть – и всё.
Весной тем паче, когда на треть
закончен год и болит душа,
не отрываясь могу смотреть
на звёзды маленького ковша:
и путеводная на конце,
и остальные его огни
напоминают мне об Отце,
коему я и мой враг сродни.
* * *
Мой старый друг
вчера вернулся с юга
И так сказал, объевшись белены:
«Я был в лесу,
там все едят друг друга
И не имеют статуса войны.
Я шёл по размалёванной опушке,
А иногда входил в глубокий лес,
Где мне встречались
разные зверюшки:
То чистый ангел, то такой же бес.
Хрустел валежник, радостные трели
Летели над горящим сосняком,
А параллельно все друг друга ели
И не жалели, в общем, ни о ком.
Я видел слизней и другую гадость:
Мохнатых мух, стада зелёной тли.
Гармонию, согласие и радость
Испытывали твари всей Земли.
И вот теперь,
живым вернувшись с юга,
Спросил бы я приятелей своих:
Ведь если я такая же зверюга,
То чем же отличаюсь я от них?
Конечно, человек не насекомый,
Хотя и вредным кажется весьма.
Но если не животные, то кто мы,
Имеющие горе от ума?
Что мира нет и не было на свете,
Понятно даже малому зверьку,
Поэтому они в бронежилете
И каждую секунду начеку.
Ведь тех, кто в этот час
добры и кротки,
Сожрёт немилосердная орда...»
Мой друг был прав,
хотя и выпил водки
За то, чтоб в мире кончилась вражда.
* * *
Где порвётся киноплёнка,
Там и кончится кино.
На Востоке слишком тонко,
А на Западе темно.
На Востоке больше солнца,
На Восток течёт Янцзы.
Но где тонко, там и рвётся,
Говорили мудрецы.
И на Западе, конечно,
Есть хорошие дела.
Только там почти кромешно:
Мало света и тепла.
Ну а мы посередине.
Стало быть, закончим путь
Где-нибудь на Украине,
В Запорожье где-нибудь.
Ляжем в острую осоку
Возле берега Днепра,
Пожелав добра Востоку,
Да и Западу добра.
* * *
Капает больничный йод
в сердце Левитана,
потому что каждый год
там бывает рана.
Ни палаты, ни врача –
никакого мрака –
просто чудо Ильича –
осень Исаака.
Капли йода, рыжина –
бывшая зелёнка.
Осень не моя жена,
а моя сестрёнка,
только без приставки «мед»
и в цветном халате.
Осень оставляет след
на живом солдате.
Всё случается не зря,
но теперь хотя бы
дотянуть до октября.
Нет. Прожить октябрь
и увидеть первый снег
праздника Покрова:
снег в России – оберег
от всего плохого.
Только русская зима –
наша ойкумена –
нас избавит от ярма
и спасёт от тлена.
* * *
Горит звезда над Палестиной,
и люди дышат под звездой:
Одни сражаются с рутиной,
другие – с вражеской ордой.
А Он лежит в хлеву воловьем
и озирается кругом:
Архангел бдит над изголовьем,
слегка касается крылом
Высоких яслей, а поодаль,
отряхивая кожухи,
Стоят смущённо возле входа
евангельские пастухи.
Им далеко до фресок Джотто
и до рождественских стихов,
А нам до каменного грота
и вифлеемских пастухов.
Но «Величание» пропели
и, выпив сладкого вина,
Под завывание метели
проговорили допоздна.
...Ненормативным словом «сыпет»
зовут на выселках буран,
И точно знают, что в Египет
сбежит семья, умрёт тиран,
Воздастся каждому по вере,
а посему она тверда.
Но Он пока ещё в пещере,
а над пещерою звезда...
* * *
В конце зимы бардак такой,
Что даже чёрт сломал лодыжку.
И по весне у нас с тобой
Надежды нет на передышку.
Уже второй по счёту год,
Как водим пальцами по карте
Да ждём наивно, что вот-вот
Февральский лёд растает в марте,
Зарянки – певчие дьячки
Тепло споют во славу Божью
И бесконечные дички
Задышат трепетною дрожью...
Но неужели мы одни,
Кто жаждет выползти из мрака
И ждёт единственные дни
Солнцеворота Пастернака?
* * *
Ты не хазар, не печенег,
Ты мой любимый брат,
Но продолжает липнуть снег
На стены баррикад.
И тяжелеет в феврале
Его липучий страх,
Пока идёт парад-алле
Пернатых в облаках.
Картина уличных боёв
Из палок и камней
Мешает видеть воробьёв,
Синиц и снегирей.
Они прекрасны без прикрас,
Одежды их пестры.
А что у нас? А вот у нас
На улицах костры.
Нам эта близкая весна
Сегодня не с руки:
У нас – гражданская война,
И ставки высоки.
Добавить комментарий